Как переехать в Америку, или Путешествие из Петербурга во Флориду - Ярослава Полетаева

могла, только читая наших Цветаеву, Есенина, Маяковского… Мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю строки Есенина:

«Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.»

Мне 28 лет, и я чувствую эту его боль каждый день, прожитый мной на земле. Но не так, чтобы плакать от безысходности бытия, а так, чтобы творить с чувством неизмеримого состраданиям ко всему живому. Я думаю, от этого мне и писалось так хорошо здесь, в Америке – «большое видится на расстоянии». И моя любовь ко всему русскому, родному, славянскому вылилось в стихах, написанных в первые годы иммиграции. Оказалось, моя кровь наполовину состоит из плазмы, а наполовину из сказок мамы, историй дедов и легенд прадедов.

***

Заносила-носила по́ полю,

Заиграла ветвями-трубами,

И чужому ответив во́полю

Взбила вьюга туманы руганью.

Где-то там далеко и холодно,

Где-то там завалило-за́лило…

В стороне киселя и солода

Над родными стенами зарево.

Где-то там в глубине памяти,

В широтах резеды и клевера,

На сердцах у людей наледи,

Как сложилось в народах севера.

Где-то там, где следы сла́жены,

Растворожены бабой Ягою,

Растревожены Лешим ряженным,

Все слагается песней-сагою.

Где-то там, где все чудится сказкой,

И мерещатся огоньки —

Навсегда тонкой голубоглазкой

Я осталась плести венки.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В КОТОРОЙ СЛУЧАЙНЫЕ ЗНАКОМЫЕ РЕШАЮТ МОЮ СУДЬБУ

Начиналась фантастическая гроза. Такая, какая бывает только на юге, и только в близости океана. Чёрная, с миллионами молний, с прямым потоком воды, льющимся и сверху, и снизу, и с боков.

«Посмотри вокруг… – говорит Итан. – Природа во всю празднует своё существо. Это пиршество вседозволенности, чувств без границ, без отчета, без тормозов. Какое счастье жить, чувствовать, испытывать ярость, громить все вокруг, тут же смывать все разрушения и снова строить песчаные замки с чистого листа. Закрой глаза – ты слышишь, как шумит ветер? Он не должен ничего и никому, он просто поёт, он свободен! Ты слышишь эту волшебную музыку дождя? Это стучит твое сердце в ритм со стуком дождя, со всхлипом подошв по лужам! Ты чувствуешь, что ты одно целое со стихией, с этой непреодолимой и необъятной махиной! Мы такие маленькие в круговороте этого пиршества! А почему мы должны оставаться в стороне от стола, накрытого яствами и винами? Давай вкушать эту нашу одну единственную и неповторимую жизнь!»

С этими словами Итан выпрыгнул из припаркованной машины и побежал к океану. Он собирался купаться в грозу! В своём смокинге, жилетке, бабочке и концертных брюках. И что мне оставалось делать? Я последовала за ним в своём единственном концертном платье! Мы прыгали на волнах и смеялись как сумасшедшие.

Позже, мы босиком шли в наших намокших костюмах по университетскому кампусу и улыбались на недоуменные взгляды окружающих. Куда им было нас понять! Мы были едины с природой, с миром. Итан был моим проводником в этот мир первобытных чувств и первозданных красок, ещё до изобретения неоновых и флуоресцентный заменителей. Ну, как я могла его не полюбить!

***

Сижу в маленьком кафе самого богатого города США и ем собственную еду, принесенную в контейнере. Бедность – это проклятие или благословение? В какой момент моя экономность переходит разумные границы, и лицо неуловимо начинает напоминать очертаниями Скруджа? Почему меня все время тянет на люди, а найдя их, я хочу спрятаться обратно в свою скорлупку?

Так меня воспитали родители. Они развелись, даже не могу сказать, когда – наверно, в годы моего раннего отрочества. Гордость никогда не позволяла просить деньги у папы. А потому он периодически «премировал» меня всякими стипендиями за отличное обучение или за какое-то достижение. Отличное обучение всегда было его пунктиком. Он не то что заставлял, но всем своим существованием давал понять, что это необходимое условие для дальнейшего счастья. Конечно, я хотела, чтобы папа мной гордился, и делала все, чтобы заслужить его любовь и одобрение. Любил бы меня папа так же сильно, если бы я не была успешна в учении и в профессии? Думаю, что его любовь в этом случае была бы тяжелым бременем из-за постоянного давления и призывов к совершенству.

Я хочу быть совершенной, однозначно да. И мне всегда казались фразы на тему «никто не совершенен» просто ленивой отговоркой. Но как тяжела дорога к совершенству! И уж «совершенно» точно то, что эта дорога идёт параллельно дороге к счастью. Как и во всех аспектах жизни, человеку нужно держаться Middle Way, или Пути Золотой Середины.

Папа мой совершенно особый человек – я надеюсь, что его имя останется и в истории, и в сердцах людей. По крайней мере, он действительно делает для этого все от него зависящее. Но один вопрос нет-нет, да и даст о себе знать – стала ли я счастлива с моими родителями?

Так вот, про бережливость. Сколько себя помню, мама все экономила и экономила. Подарки мы передаривали по два раза и никогда не ходили по магазинам. Но зато ездили путешествовать. И вот я помню, как мечтала куда-то поехать и планировала необходимые подробности за многие месяцы вперёд, а мама мне говорила, что это для нас слишком дорого. Потом мы, конечно, все равно, куда-то ехали, но мне всегда хотелось остаться там подольше, поехать куда-то ещё, помечтать и посмотреть места, которые были в моей настольной книге «Сто самых красивых мест мира».

Так, к чему это я? Мне до сих пор ужасно тяжело тратить деньги. Золотые деньги – смысл существования по-американски, – которые, оказывается, нужно просто копить – чтобы были на чёрный день. А мне хочется иметь возможность купить моей бедной маме все, что только душенька ее пожелает, и даже больше, в сто раз больше! Я так хочу, чтобы она была наконец счастлива; так хочу, чтобы она, наконец, перестала передаривать подарки. Хотя это настоящее искусство – планировать кому и что передарить. Тут стратегия нужна! Я искренне радовалась, получая подарок, который мог бы понравится кому-то из моих знакомых. Я думаю, что тут ещё сыграло свою роль то, что я больше люблю дарить подарки, нежели их получать. А может это просто удовольствие от сэкономленного доллара. Или рубля? Кто уже знает!

***

Когда мой самолёт наконец приземлился, во Флориде бушевал ураган. Я спускалась за багажом по эскалатору и смотрела в гигантские стеклянные окна аэропорта.

«Погода была такой же в Петербурге, когда я уезжала!». Я не знала, смеяться мне или плакать. Реальность состояла в том, что все средства связи с Бока Ратоном – городом моего назначения, где находился мой институт – были отменены. Поезда не ходили, и только такси могло довезти меня до желанной постели, в которой я собиралась проспать несколько дней подряд. А лучше месяцев, чтобы проснуться уже в Питере. Но такси стоило примерно столько же, сколько мне было отпущено на три первых месяца существования в США, так что этот вариант я старательно игнорировала.

Прямо рядом со мной человек лет сорока разговаривал по сотовому.

– Ну все, мы уже едем! Ты в Боке? Давай, тогда до встречи!

Он повесил трубку и повернулся к своему пожилому спутнику.

– Пап, нам с тобой туда, я видел указатель.

– Извините ради бога, я случайно услышала ваш разговор, вы случайно не в Бока Ратон едете? – говорю я на моем ломанном английском, краснея и запинаясь.

– Да, мы с отцом идём арендовать машину – это сейчас единственный способ туда добраться.

– А, понимаю. Мне вот тоже туда. Вы знаете местный Университет? Я скрипачка, и еду учится…

– Ух ты, как здорово! Моя жена обожает музыку! А это мой отец – он родом из Испании, и мы возвращаемся с его родины, – показал незнакомец на своего спутника. – Мы гостили там у наших родственников… Меня зовут Майкл, кстати, а это Лоренцо. Тебя кто-то встречает?

– Нет, я сама